Трагическая смерть пациентки

53-летняя Елена Левицкая всю свою жизнь проработала в детском саду «Чебурашка» воспитателем. И работала бы до сих пор, если б не ужасная трагедия, случившаяся недавно. Елена Георгиевна страдала сахарным диабетом, к тому же ее донимали боли в шейном отделе позвоночника, от которых спасалась «Диклофенак» - принимала его инъекционно. С наступлением первых осенних дней болезнь обострилась, и дочь героини статьи Алена настояла на том, чтобы мать сходила на прием к врачу. Однако, как это бывает в большинстве случаев, люди тянут визит к доктору до последнего, когда уже терпеть нет сил… Вот и Левицкая, вконец измучившись от болей в верхней части спины, однажды отпросилась пораньше с работы и пошла в поликлинику. Благо, идти было буквально пару сотен метров, ведь поликлиника находится напротив детского сада, в котором трудилась женщина.

О том, что произошло, рассказывает дочь Левицкой Алена Волошенко: « Несмотря на рабочий день (четверг) нужного специалиста, то есть невропатолога, на месте не было, поэтому маму осмотрел терапевт. За время, проведенное в стенах данного медицинского учреждения, ей стало хуже: к невыносимым болям добавилась еще и температура 38,9 градусов, и родительницу «Скорой» увезли в местную ЦРБ на приемный покой. Но их никто и не спешил принимать и к больной долго не подходили. Наконец, спустилась невропатолог. Даже не взглянув на маму, взяла в руки направление и положила на стол со словами: «Здесь же написано – в терапию. А я при чем?», развернулась и ушла.

После обеда мать госпитализировали в терапевтическое отделение и принялись сбивать давление. От лечения ей становилось только хуже. У койки матери постоянно дежурили родственники. У меня двое маленьких детей, одному из которых всего лишь полгодика, и мне приходилось сидеть в палате с младенцем на руках. В субботу мы забрали маму домой – покупаться. Она даже в ванную самостоятельно залезть не могла – сильно болела шея, руки, а особенно – икры ног, как после бега. Искупав мать, отвезли ее обратно в больницу. А в 22 часа мне пришлось опять туда бежать: позвонила мама, сказала, что ей плохо и она не может добиться помощи от медперсонала. Медицинские сестры отмахиваются от нее, говорят, чтобы не придуривалась и шла к себе в палату. Я, прибыв в отделение, попыталась воззвать сотрудников терапии к совести, но наткнулась на стену безразличия. Дамы в белых халатах спокойно попивали чаек, смеялись между собой. Я настаивала на том, чтобы маме вызвали доктора, но мне отказали: мол, у врача выходной, ждите понедельника. Я со слезами на глазах кричала, что мать умирает, и разве они этого не видят? Разве можно быть такими равнодушными, они ж в больнице работают?! Но ответ последовал шокирующий: «Она у нас тут не одна такая!». Подобного цинизма со стороны людей, которые давали клятву Гиппократу, я еще не встречала. До начала первого ночи я просидела у кровати матери, наблюдая, как последние силы покидают ее. А в то же время медсестры считают, что та притворяется!

В воскресенье утром я позвонила матери и узнала, что ей стало еще хуже. Уже и в туалет возили на каталке. Все бросив, прибежала в больницу. Увидев маму, обмерла: у нее отнялись руки и ноги. Я отправилась на приемное отделение, стала требовать вызвать невропатолога к умирающей маме. И опять услышала в ответ знакомую фразу: «Много тут таких, умирающих!». Я рыдала, умоляла сделать хоть что – нибудь ради спасения ее родного человека. Медсестры ответили, что у врача один - единственный выходной, поэтому беспокоить его никто не будет. Даже если в больнице умирает пациент – доктора в выходной день это не касается. Ну, разве что по личному знакомству он может приехать. И то, если попросить… В конце – концов, медики посоветовали мне вариант – привезти к пациентке любого доктора из любой больницы. У нас такой возможности не было, поэтому я принялась искать номер телефона местного невропатолога. Вообще – то, его могли дать и здесь, в больнице. Но – никто этого не сделал. Я буквально билась лбом, добывая этот спасительный номерок: звонила сотрудникам детского садика, родителям детишек маминой группы, объясняла ситуацию. Люди откликнулись на горе, и спустя какое – то время драгоценный набор цифр был у меня в руках. Пока я искала номер, состояние матери еще ухудшилось: стала пропадать ее речь. Дежурный доктор, осмотрев больную, ничего страшного не заметил: «А если бы Вы не поспали 3 суток, у Вас бы что, речь не нарушилась?». Меня смутило, что врача не насторожил тот факт, что Елена Георгиевна не спала столько времени.

Когда я, наконец, набрала невропатолога и сказала, что пациентка при смерти, доктор отказалась приехать и даже не выслушала симптоматику. Сказала лишь, что в телефонном режиме поговорит с реаниматологом и тот назначит медикаментозное лечение по ее совету. Новую партию уколов и капельниц организм мамы уже не принимал: пожелтели глаза. Было видно, что ей очень больно и плохо. От большого количества седативных средств, которыми пичкали мать, у нее была агония. Больная сопротивлялась процедурам, просила убрать уколы и капельницы. Но медсестры грубо пресекали все ее слабые попытки: «Так, ты нам уже надоела!». Были уверены, что пациентка просто капризничает.

Примерно в 21.30 я ушла домой, а мать в агонии звала другую дочь - Ксюшу, которая проживает на Севере, и глуховского внука Никиту, которого вынянчила с рождения. Ночью у постели больной сидела моя свекровь. Она и позвонила утром в понедельник: мол, приезжай скорее, мама стала ка овощ! Примчавшись в больницу, я маму не узнала: она была неподвижна. Оказалось, ей сбили давление до уровня, несовместимого с жизнью. Но самое страшное – медработники довели уровень сахара в крови до отметки 4. Для человека, страдающего сахарным диабетом, это смертельно. Я потребовала у медиков объяснения, как такое могло произойти, те ответили, что делали все возможное для улучшения ее состояния. А вот свекровь, дежурившая у кровати больной, сказала, что собственными глазами видела, как медсестры вливали маме мед с водой. Такое разоблачение стало для сотрудниц терапии неожиданным, ведь они приняли эту старушку за соседку Левицкой по палате, и даже не думали, что она – ее родственница, тщательно следящая за всеми манипуляциями!

Я кинулась к медсестрам – те преспокойно чаевничали и хихикали. На все мои просьбы сделать что – нибудь умирающей пациентке, они отмахнулись: дескать, много у нас тут таких, умирающих! Я на эмоциях их обматерила, за что выслушала ряд претензий. Спорить с медперсоналом не стала, а побежала на третий этаж, к невропатологу, которая уже была на рабочем месте, ведь наступил понедельник. Невропатолог, осмотрев больную, распорядилась: «Нужно срочно реанимировать!». Молодой реаниматолог, которого вызвали к маме, выпалил в сердцах: «Это капец!». Мол, как могли такое допустить? До реанимации – всего несколько метров, но, прежде чем транспортировать, женщину необходимо было переместить из койки на каталку. Вот с этим и возникли проблемы. Явились две худенькие девочки. Я удивилась, мол, как они собираются перегружать маму? Она ведь совсем неподвижная, и любое движение причиняет ей жуткую боль. Стала обзванивать друзей и знакомых семьи, приехали несколько мужчин, перегрузили мать. А драгоценное время было упущено… Когда мамочку увозили в реанимацию, она чувствовала, что умирает. Взглядом показывая на свои ноги и тело, чуть слышно спросила: «Алена, это что – все?». Никогда не забуду мамин взгляд… Когда дверь реанимационного отделения закрылись, я ушла домой - так посоветовали медработники. Примерно в 11.30 – звонок из больницы и обрадовали, что пациентке стало лучше, давление нормализовалось, нужно привезти катетер и другие медикаменты. Я бросилась в аптеку, купила все что сказали, отнесла в ЦРБ и вернулась домой. А в 11. 55 позвонили из реанимации и сообщили, что мама умерла. Мы были удивлены такому повороту событий и уверены, что они гоняли нас за лекарствами в то время, как женщина была уже мертва.

Когда мы с мужем пришли в морг, на пороге нас встретил пожилой патологоанатом Ребек и озвучил результат вскрытия: «Оторвался тромб». Мы возмутились: мол, что это бред, так как если отрывается тромб, человек умирает через 6 минут. А мать мучилась в агониях 4 суток. Тогда Ребек поспешно выпроводил нас из помещения, наказав зайти с другой стороны. Это нас удивило, ведь там, куда нас послал патологоанатом, проводились непосредственно вскрытия, и заходить туда было строго запрещено! Первое, что мы увидели, едва открыв дверь, было тело матери: разрезанное, с развернутым на две стороны животом, и с кучей тряпок и полотенец внутри. От этой ужасной картины я чуть не грохнулась в обморок. Немного отойдя от шока, вернулись к Ребеку. В дверях столкнулись с невропатологом, которая сделала вид, что очень рада встрече. Говорит: «Я лично приняла участие во вскрытии, руками перебрала всю голову и ничего по своей части не обнаружила». Мы с мужем уверены, что паталогоанатом специально отправил нас с мужем в другую сторону, чтобы невропатолог могла покинуть помещение. Потому что вместе они там что – то мутят.

Заподозрив неладное в диагнозах, лечении и вскрытии, мы прямо из морга пошли в полицию и потребовали разрешения на повторную экспертизу сумскими специалистами. В этот же день прибыла из областного центра бригада судмедэкспортов во главе с начальником. Результатом их работы стал вывод, что больная заразилась лептоспирозом, это инфекционное заболевание, которое лечится антибиотиками. Я умудрилась сфотографировать документ в полиции, где черным по белому написано: внутренние органы Левицкой посыпаны дезинфицирующим средством. Зачем это было сделано в морге? Ответ прост: агрессивное средство уничтожит все внутренности, а значит, доказательства неправильной работы глуховских медиков. И никто ничего никому потом не докажет». Что касается Ребека, то после случившегося он лег в больницу с нервным срывом. Комментарии заведующей терапевтическим отделением Валентины Барахович: «Все манипуляции, которые проводились в отношении пациентки Левицкой, были назначены и выполнены специалистами и под их непосредственным руководством. Больная поступила к нам с диагнозом «гипертонический криз», и получала лечение в соответствии с этим. В понедельник утром состояние пациентки было критическим, и, поскольку она страдала сахарным диабетом, мы пригласили доктора – эндокринолога Галину Лапинскую. По назначению Галины Ивановны женщине вкололи ампулку глюкозы, дали ложечку сахара и воды с медом. Все – для того, чтобы поддержать жизнь в организме, в противном случае пациентка умерла бы еще до реанимации. Все процедуры были выполнены профессионально и в присутствии Лапинской. Что же касается жалоб дочери Левицкой на плохое отношение медперсонала терапии к ее матери, то это все неправда. Еще ни разу я как заведующая отделением не слышала ничего подобного ни от пациентов, ни от их родственников. Более того, за два дня, проведенных Левицкой в стационаре (имеются в виду два рабочих дня), ни дочь, ни родные ко мне не подходили и состоянием здоровья Елены Георгиевны не интересовались».

Руководство Глуховской ЦРБ комментировать случившееся отказываются до тех пор, пока не закончится следствие. Мол, это требование правоохранителей. Начальник Глуховской полиции Андрей Сердюк прокомментировал ситуацию кратко: «Возбуждено уголовное дело по факту ненадлежащего выполнения медработниками своих профессиональных обязанностей».

ДОПОЛНЕНИЕ : Родственники умершей обеспокоены тем, что санстанция не проводит никаких мер по поводу возможного инфицирования лептоспирозом воспитанников и сотрудников детского сада. Ведь Левицкая работала в дошкольном учреждении практически до самой смерти, и имела непосредственные контакты с малышами. Лептоспироз передается при взаимодействии мочи и крови. Заразиться вполне возможно в туалете, где детские унитазы стоят рядом со взрослым. Потрогал ребенок своими ручками унитаз с каплями мочи воспитателя, а на коже – кошачья царапина. Вот и заразился! Алена считает, что необходимо вывесить в садике объявления с просьбой, чтобы родители присмотрелись к своим детишкам на предмет опасной симптоматики. Но этого никто не хочет делать. Как в анекдоте: умерла – так умерла.

Оксана Ковалева